Пять литров кваса в сутки
Эпигон адепту ставит свечу
За его пожизненную вышку.
Так и я стал подражать трюкачу,
Ведь палач - и тот не рубит фишку…
«Вежливый отказ»
Так, плавая в поту, откинешь ласты –
Погода, как под мышкой, тридцать шесть.
Мозги шипят и плавятся, как пластик,
И плавно вытекают из ушей.
Я стал тупее милиционера!
(Оставшись недоверчивей Фомы.)
Плюс тридцать шесть без кондиционера –
Вот так и гибнут лучшие умы!
Куда тащить редакторскую ношу?
Везде, везде тщета и суета!
Я брошу пить, курить, работать брошу
И буду, как все люди – просто так,
Как будто не писал ни строчки сроду…
А может быть, как раз наоборот?
Я ж отупел! И ближе стал народу!
Теперь, небось, народ меня поймет!
Теперь я буду с расстановкой, с толком,
Гнать чушь от сердца, не от головы…
Но где же, где же радостные толпы?
Их нет, их снова нет, увы, увы.
Опять один. Пока что без охраны.
Но не уйти, как видно, от судьбы.
За монитора голубым экраном
Все ближе, ближе Белые Столбы.
И правильно: где рвется – там и тонко,
Щмяк applом по башке - и крышка... Что ж,
Пойду пошлю послание потомкам.
(«Эй, Жора, подержи мой Macintosh!»)
Потомки! Я вас типа посылаю,
А всё, что тут пишу - голимый бред.
Но помните: судьбу нагреть желая,
Вы истину познаете в жаре!
Жизнь – жопа наподобие журнала:
Ты точишь стиль, ты тренируешь слух
И гонишь, гонишь текст – а ей всё мало.
Кричишь, взываешь - а читатель глух.
Глядишь, в итоге - пустота с понтами…
Что дал я миру? Кем я стал в миру?
Лишь мусорил печатными листами.
Всё! Допишу две строчки - и умру.
И пусть взамен банальности постылой
Читателя немного развлекут
Пять слов над эпигоновой могилой:
«Редактор.
Главный.
В собственном соку.» |